Замятин Евгений: Поиск по текстам произведений автора и критике. Cлово "1915". Классическая русская литература.

Примерный текст на первых найденных страницах

Входимость: 3. Размер: 27кб.

Часть текста: НОВОЕ ЛИТЕРАТУРНОЕ ОБОЗРЕНИЕ № 123 (5/2013) «Англичанин… московский»: ЕВГЕНИЙ ЗАМЯТИН И РУССКАЯ КРИТИКА (1913—1923) (Архивная заметка) В парижском архиве Евгения Замятина хранится альбом с газетными вырезками, сбереженными писателем. В этот альбом вошли вырезки, собранные в период с 1913 года, когда состоялся настоящий литературный дебют Замятина — публикация повести «Уездное», по 1923 год, незадолго до официального запрещения романа «Мы» [1] . Таким образом, в альбоме представлены критические отзывы на работы Замятина за первое десятилетие его литературной деятельности, до и после Октябрьской революции — в подборке, прямо отражающей озабоченность молодого автора формированием своей репутации. Альбом также включает в себя относительно малоизвестные отзывы, принадлежащие перу писателей или критиков, впоследствии сыгравших в жизни Замятина заметную роль. Альбом представляет собой большой том (370 х 250 см) из плотной кремовой бумаги очень хорошего качества (108 непронумерованных страниц). Он производит впечатление подарка, вероятно, полученного писателем от жены, Людмилы Николаевны, а может быть, от заботливой матери, Марии Александровны, или сестры, Александры Ивановны: альбом вручную обернут дорогой, слегка ворсистой черной тканью с золотым цветочным узором. Каждая вырезка аккуратно вклеена (длинные статьи пришиты к страницам и обрезаны по их размеру), а имена авторов и названия статей тщательно вырезаны и приклеены отдельно, рядом с текстами. Замятин делал к вырезкам карандашные подписи с библиографической информацией (не всегда полной), подчеркивал важные фрагменты текстов и оставлял комментарии. Сто пятьдесят восемь вырезок расположены в относительно хронологическом...

Входимость: 2. Размер: 69кб.

Часть текста: настойчивыми, нетерпеливыми, громкими. Замятин покорился и продолжал читать. После этого еще раза два пытался прервать чтение, но безуспешно. Слушали, затаив дыхание. Потом устроили ему овацию. Ни у одного из выступавших в тот вечер, даже у Блока, не было и доли того успеха, который выпал Замятину. Чуковский носился по залу и говорил всем и каждому: -- Что? Каково? Новый Гоголь. Не правда ли?" Так описывает поэт Николай Оцуп триумфальное появление Замятина в послереволюционном Петрограде. Он допускает здесь одну неточность: не Горький выписал Замятина из Англии; его "выписала" революция. При первом же известии о падении царизма Замятин стал рваться в Россию. Здесь была его любовь, боль, надежда. Когда свершилась революция, Замятину было тридцать три года - возраст, по нашим нынешним меркам, скажем так, совсем не великий. Но это ныне. А Замятин был уже признанным писателем, мастером и вскоре сделался наставником целой литературной группы действительно молодых и очень одаренных петроградских писателей - "Серапионовы братья". За его плечами был путь бунтаря, революционера, еретика ("еретик" было его любимейшим словом). 2 Евгений Иванович Замятин родился 20 января (1 февраля) 1884 года в городе Лебедяни Тамбовской губернии (ныне Липецкая область), в семье священнослужителя. (Сколько мятежников, революционеров подарили нам благочестивые русские батюшки!) Лебедянь замятинского детства - заштатный город на берегу Дона, с 6678 жителями (по переписи 1894 года): дворян - 421, духовного сословия - 89, почетных граждан и...

Входимость: 2. Размер: 18кб.

Часть текста: вечерний час, или галочье ненастье - Петербург, куда ни обернись: кресты. Первый крест - наше последнее прощание: Блок, памятно, как кровь: это было и наше "прощайте" - последнее - русской земле. За Блоком Гумилев... Розанов, Брюсов, Гершензон, Сологуб, Есенин, Добронравов, Андрей Белый, а в прошлом году Кузмин, Горький, а вот и Замятина похоронили. И остался один Пришвин - белый, как лунь, с ружьем и собакой, вижу, приставил ладони к ушам: трепетание листков или где-то осина трепещется, или в еще нераздевшеися ночи слышно - чутко мои предрассветные прощальные мысли? * * * "Стоять - негасимую свечу", так в старину о канонницах, читавших псалтырь, так мне сказалось о Замятине, о его словесной работе. Только Андрей Белый так сознательно строил свою прозу, а положил "начал" Гоголь, первый Флобер в русской литературе, а за Гоголем Слепцов... Аксаков, Гончаров. * * * Я лежал в жару. Только газета, перо и кисточка. В память Пушкина я хотел изобразить его сны - шесть снов; рисование помогает моему глазу различать в темноте сновидений, чего не схватить словом, а температура сочиняет краски. В сумерки мне сказали, что произошла "большая неприятность". Сказано было голосом, я знаю все его оттенки, и я почувствовал очень тревожное. Миллион мыслей пронеслось: налог, молочница, газ, электричество - кому только не должны! - и, наконец, нас выгнали с квартиры и наступил...

Входимость: 1. Размер: 64кб.

Часть текста: но в нем так метко подсмотрено что-то основное в характере каждой из двух русских столиц, что это вспоминается и теперь, через сто лет. Петербург с тех пор успел стать Ленинградом, но остался Петербургом гораздо больше, чем Москва - Москвой. Москва отдалась революции стремительней, безоглядней, покорней, чем Петербург. Да и как же иначе: победившая революция стала модой, а какая же настоящая женщина не поторопится одеться по моде? Петербург принимал новое без такой торопливости, с мужским хладнокровием, с большой оглядкой. Он шел вперед медленней, и это понятно: ему приходилось нести с собой тяжелый груз культурных традиций, особенно ощутительных в области искусства. Без этого громоздкого багажа, налегке - московские музы мчались, обгоняя не только Петербург, но и Европу, а иногда заодно и здравый смысл. "Москва требует, чтоб если уж пошло на моду, то чтоб по всей форме была мода!" - подтрунивал над Москвой еще Гоголь, уже он знал эту ее женскую слабость. Впрочем, эта безоглядная погоня за новым - не только женская черта, она идет еще и от молодости: новой Москве, живущей рядом, поверх, сквозь старую, шестисотлетнюю, - минуло только шестнадцать! От неожиданных, пестрейших сочетаний старого и нового - в Москве кружится голова: Петербург строже: он и теперь, как во времена Гоголя - "не любит пестрых цветов". Петербург останется окном в Европу, на Запад; Москва стала дверью, через которую с Востока, сквозь Азию, хлынула в Россию Америка....

Входимость: 1. Размер: 36кб.

Часть текста: (Евдоким) 10 <или 9> 2-35 П. Н. Петрицкий 628-45 (645-28) Л. В. Некраш. [Я. П. Гребенщиков] 12 л., 19а, кв. 28 Ис. Каз. Брусиловский, Каменноостровский, 24а, кв. 31 <П. Е.> Щеголев 653-42 <Р. В.> Иванов-Разумник 457 Чапыгин А. П. Б. Греб[...?], 29, кв. 3 <3-я стр. обложки:> Тихвинский пер., 9, кв. 3 Кривобоков [Угол Садово-Триумфальной и Тверской, дом Хомякова, кв. 37] Большая Морская, 31/11 Видали Гассанович Биржа 666-65 1-4 Аптекарский дом, д. 3 (Евсей Хоттейн) Угол Малого и 5 линии, д. 68, кв. 14 Я. П. Гребенщиков Лавров Б. Спасская, 11, кв. 39 <Л. М.> Добронравов Манежный пер., 7, кв. 23 624-12 <4-я стр. обложки:> Яков 457-56 Габрилович 272-86 Шишковы Колпинская, 14а, кв. 88 607-21 Л. А. Петров 612-36 Н. А. Клюев С. А. Есенин Фонтанка, 149, кв. 9 609-81 <О. Д.> Форш Митрохин Дмитрий Исидорович Васильевский остров, 5 л., 66 581-02 Крат. О. Серг. пр., д. 10, кв. 4 А. М. Авраамов А. П. Чапыгин Полозова, 17, кв. 14 633-79 бис 2-3 Было общество такое: "Дыра". В той "Дыре" и Соколов вертелся. После "Дыры" -- в матросы пошел, попал на Афон. Там зазвал его старец. Ночь, тишина, цикады. Постель постелил: -- Ну, теперь Богу сперва молитвы вычитаем. И сзади Соколова шепчет -- стоит, торопится: поскорей бы молитвы прочесть все уставные... А тут стук в дверь: другой монах просится. -- Ты, -- г'рит, -- молча, нишкни... Ну, пустили и другого, наконец, и вот,...

Входимость: 1. Размер: 24кб.

Часть текста: тучами пыли, с потными богомольцами, на карачках пролезающими под иконой Казанской. Бродячие монахи, чернички, юродивый Вася-антихрист, изрекающий божественное и матерное вперемежку... Да полно: было ли все это? Так это далеко -- на целые века -- от нынешнего, что не веришь и сам. И все же знаю, что было, и было всего лет сорок назад. Это тамбовская Лебедянь, та самая, о какой писали Толстой и Тургенев и с какой связаны мои детские годы. Дальше -- Воронеж, серая, как гимназическое сукно, гимназия. Изредка в сером -- чудесный красный флаг, вывешенный на пожарной каланче и символизирующий отнюдь не социальную революцию, а мороз в 20° -- и отмену занятий. Впрочем, это и была однодневная революция в скучной, разграфленной гимназической жизни -- с учителями в вицмундирах, с латинскими и греческими "экстэмпорале". Из гимназического сукна вылез в 1902 году. Помню: последний день, кабинет инспектора (по гимназической табели о рангах -- "кобылы"), очки на лбу, подтягивает брюки (брюки у него всегда соскакивали) и подает мне какую-то брошюру. Читаю авторскую надпись: "Моей almae matri, о которой не могу вспомнить ничего, кроме плохого. П. Е. Щеголев". И инспектор -- наставительно, в нос, на "о": "Хорошо? Вот тоже кончил у нас с медалью, а что пишет! Вот и в тюрьму попал. Мой совет: не пишите, не идите по этому пути". Наставление не помогло. Петербург начала 900-х годов -- Петербург Комиссаржевской, Леонида Андреева, Витте, Плеве, рысаков в синих сетках, дребезжащих конок с империалами, студентов мундирно-шпажных и студентов в синих косоворотках. Я -- студент-политехник косовороточной категории. В зимнее белое воскресенье на Невском -- черно от медленных, чего-то выжидающих толп. Дирижирует Невским -- думская каланча, с дирижера все не спускают глаз. И когда подан знак -- один удар, час дня -- на проспекте во все...

Входимость: 1. Размер: 3кб.

Часть текста: Сборник "Большим детям сказки". Примечания Впервые как сборник: Берлин; Пб.; М.: Изд. 3. И; Гржебина, 1922. В сборник вошли сказки, написанные Замятиным в 1915- 1922 гг. и в большинстве своем ранее опубликованные в периодических изданиях. Эти сказки в социал-демократической газете М. Горького «Новая жизнь» и лево-эсеровской газете В. Чернова «Дело народа» - публиковались под псевдонимом Мих. Платонов. Содержание многих из них перекликается с фельетонами М. Горького того времени, составившими его книгу «Несвоевременные мысли». Сказки стали не только злободневным отражением в притчевой форме многих реалий послеоктябрьского времени, но и про демонстрировали, насколько чутко и глубоко Замятин воспринимал недостатки и ошибки в деятельности новой власти. В действиях Фиты пародировался стиль действий советских вождей. Не сомненно, что сказки явились первым подступом к роману «Мы» Сказки «Бог», «Петр Петрович» и «Ангел Дормидон» были переведены на испанский язык в начале 1920-х гг. С. 7. .. свадьба - на Красную Горку... - Красная Горка - весенний праздник у древних славян» впоследствии в православии так стало называться первое воскресенье после Пасхи (Фомино воскресенье). С. 15. ... нашелся тут человек, офеня... - Офеня - в дореволюционной России бродячий торговец, продававший пр деревням галантерею, книжки, мануфактуру и т. п. С. 34.... эпоха истории Иловайского... - Иловайский Дмитрий Иванович (1832-1920) - русский историк и публицист; автор пятитомной «Истории России» (до реформ Петра Великого); в на чальной и средней школе дореволюционной России учебники истории Иловайского были признаны официальными в течение многих десятилетий. С. 38. ... исполнение вышеизложенного поручить сарацинам. - В средние века сарацинами называли арабов, мусульман и вообще всех нехристиан. Здесь содержится намек на то, что в органах советской власти в первые же месяцы заметную роль стали играть представители народов Средней Азии, китайцы, латыши, немцы, поляки и т. д.

Входимость: 1. Размер: 38кб.

Часть текста: включить сознание -- и сон исчез. Нет ничего хуже бессонницы, когда выключатель испорчен и, сколько бы вы его ни вертели,-- полного сознания вам не удастся потушить, белый, трезвый свет все время назойливо лезет в глаза. Такая литературная бессонница приключилась со мною лет десять назад. В Студии Дома Искусств я начал читать курс "техники художественной прозы", мне пришлось впервые заглянуть к самому себе за кулисы -- и несколько месяцев после этого я не мог писать. Все как будто в порядке, постлана простыня чистой белой бумаги, уже наплывает сон -- и вдруг толчок, я проснулся, все исчезло, потому что я начал следить (сознанием) за механикой сна, за ритмом, ассонансами, образами -- я увидел канаты, блоки, люки закулис. Эта бессонница кончилась только тогда, когда на время работы я научился забывать, что я знаю, как я пишу. Я не могу заснуть, когда я слышу, что рядом громко разговаривают, мне нужно, чтобы в моей комнате дверь была плотно закрыта, чтобы я был один. И это же нам необходимо, чтобы заснуть в рассказ, повесть, пьесу. Этажом ниже подо мной живет девочка -- я никогда не видел ее и все-таки я давно ее вижу и знаю (жиденькая белесая косичка, веснушки, мышьи глаза). По утрам, когда я сажусь за письменный стол, она садится за рояль и играет -- вот уже полтора года -- один и тот же этюд. Если есть, как уверяют теософы, "астральное клише", то там уже давно отпечаталась моя жестокая расправа с этой девчонкой: я ее убивал уже много раз. Самое трудное -- начать, отчалить от реального берега в сон. Сон еще воздушен, непрочен, неясен, его никак не поймать, мешает все -- не только эта веснущатая девчонка внизу, но и мое собственное дыхание, ощущение карандаша в руке, криво написанная строчка. Тут-то и начинается папироса за папиросой, дока дневной мир не завесится синей дымкой (рукоятка выключателя -- посередине). Потом, страница за страницей, сон становится все крепче, мотор фантазии развивает все большее число оборотов,...

Входимость: 1. Размер: 17кб.

Часть текста: эту секунду я был на волос от смерти: мне было года полтора. Позже: мне года два-три. Первый раз -- люди, множество, толпа. Это -- в Задонске: отец и мать поехали туда на шарабане и взяли меня с собой. Церковь, голубой дым, пение, огни, по-собачьи лает кликуша, комок в горле. Вот кончилось, прут, меня -- щепочку --несет с толпой наружу, вот я уже один в толпе: отца с матерью нет, и их больше никогда не будет, я навсегда один. Сижу на какой-то могиле; солнце, горько плачу Целый час я жил в мире один. В Воронеже. Река, необычно странный мне ящик купальни, и в ящике (я потом вспомнил это, когда видел в бассейнах белых медведей) плещется огромное, розовое, тучное выпуклое женское тело -- тетка моей матери. Мне любопытно и чуть жутковато: я в первый раз понимаю, что это женщина. Я жду у окна, гляжу на пустую, с купающимися в пыли курами, улицу. И наконец едет наш тарантас:везут из гимназии отца, он -- на нелепо высоком сиденье, с тростью, поставленной между колен. Я жду с замиранием сердца обеда -- за обедом торжественно разворачиваю газету и читаю вслух огромные буквы: "Сын Отечества". Я уже знаю эту таинственную вещь -- буквы. Мне года четыре. Лето. Пахнет лекарствами. Вдруг мать и тетки торопливо захлопывают окна, запирают балкон, и я смотрю, приплюснувшись носом к...

Входимость: 1. Размер: 9кб.

Часть текста: – 10. 03. 1937) - русский писатель. Родился 20 января (1 февраля) 1884 в г. Лебедянь Тамбовской губернии (ныне Липецкая область) в семье небогатого дворянина. Кроме впечатлений от природы тех мест, с которыми так или иначе были связаны многие русские писатели – Толстой, Тургенев, Бунин, Лесков, Сергеев-Ценский, – большое влияние оказало на Замятина домашнее воспитание. «Рос под роялем: мать – хорошая музыкантша, – писал он в Автобиографии. – Гоголя в четыре – уже читал. Детство – почти без товарищей: товарищи – книги». Впечатления лебедянской жизни воплотились впоследствии в повестях «Уездное» (1912) и «Алатырь» (1914). В 1886 Замятин поступил в Воронежскую гимназию. Окончив ее с золотой медалью, в 1902 поступил в Санкт-Петербургский политехнический институт на кораблестроительный факультет. Летняя практика давала будущему писателю возможность путешествовать. Замятин побывал в Севастополе, Нижнем Новгороде, Одессе, на Камских заводах, плавал на пароходе в Константинополь, Смирну, Бейрут, Порт-Саид, Яффу, Александрию, Иерусалим. В 1905, находясь в Одессе, стал свидетелем восстания на броненосце «Потемкин», о чем впоследствии написал в рассказе «Три дня» (1913). Вернувшись в Петербург, принимал участие в революционной деятельности большевиков, за что был арестован и провел несколько месяцев в одиночной камере. Это время Замятин использовал для того чтобы изучать английский язык и писать стихи. Затем был выслан в Лебедянь, но нелегально вернулся в...

Поиск по творчеству и критикеCлово "1915"

Поиск по творчеству и критике
Cлово "1915"