"Наше Наследие" № 69 2004
О взаимоотношениях двух знаменитых писателей начала прошлого века Е. Замятина и Б. Пильняка известно достаточно много1.
Их имена в литературе всегда ставили рядом - из-за схожести творческих подходов, взглядов на литературу и - схожести писательских судеб, чередовавших успех, опалу, травлю, забвение... Разница в возрасте, общей культуре и литературных манерах не помешала им найти общий язык и почувствовать друг в друге близких по духу людей, пронести дружбу через всю жизнь.
Их знакомство принято относить к 1921 году, хотя, судя по упоминаниям в письмах Пильняка более раннего периода, писатель уже давно выделял творчество Замятина23, у него появились высокие ценители (Л. Троцкий, А. Воронский, А. Луначарский4), им уже был написан роман "Голый год", который еще в рукописи был отвезен Б. Пастернаком к Горькому и вызвал одобрение и дальнейшую поддержку последнего6. На этой волне в конце апреля 1921 года Пильняк едет в Петроград, где знакомится с Горьким и, как можно предположить, -- с Замятиным.
Сразу же после возвращения в Москву он берется устраивать дела Замятина и пишет письмо, в котором уточняет детали и обстоятельства будущего скорого приезда писателя в Москву - выступления в Москве, устройство на ночлег, входит во все детали предстоящего визита, не забывает при этом, в свою очередь, просить Замятина об услугах для себя. Тон писем делового, уверенного в себе человека создает ощущение, что Пильняк знал Замятина давно и ждал только случая, чтобы выразить ему свое уважение и преданность.
"Но зато Коломна - чудесная: кремль, башни, монастыри, соборы, церкви, Москва-река, Ока. Самый Никола Пильняковский <...> - прелестный. К сожалению, у этого Николы - очень зычный голосина"6. Об этих днях Пильняк сделал помету на рукописи своего рассказа: ""Город Росчиславль" - 19 июня н. ст. 921. В эти дни у меня был Замятин, писал три утра (т. е. писал Пильняк. - К. А. -П.), а днем рассказывал Замятину про Коломну"7.
Встреча в Москве и поездка в Коломну сблизили двух писателей. С тех пор их отношения и переписка не прерываются - они навещают другу друга, помогают в устройстве дел, вместе переживают литературные гонения, обсуждая их при встрече и в письмах, противостоят официальной власти во взглядах на творчество и, как правило, одновременно испытывают на себе последствия свободолюбия в литературе. В феврале 1922 года Замятина жестоко критиковали за опубликованные им сказки "Арап" и "Церковь Божия" (см. п. 11). Примерно в это же время и Пильняку пришлось столкнуться с проблемами, связанными с публикацией посвященной Горькому повести "Иван-да-Марья". Повесть стала причиной конфискации ГПУ сборника рассказов Пильняка "Смертельное манит" и предметом настойчивых хлопот Л. Д. Троцкого8.
В августе 1922 года Е. Замятина арестовывают и приговаривают к высылке из страны, и Пильняк проявляет свою преданность другу, задействовав все свои связи в руководстве страны. 9 сентября Замятина освобождают, а 11 октября ему и его жене выписывают заграничные паспорта. Не вполне ясно, хотел Замятин высылки из страны или нет и как на самом деле обстояли дела. Известно, что Замятин неоднократно хлопотал об отсрочке этой высылки, и существенную помощь в этом ему оказал Пильняк9.
Помощь друг другу писателям приходилось проявлять и в дальнейшем. Писатели постоянно встречались, ездили друг к другу - в каждый свой приезд в Москву Замятин, как правило, останавливался у Пильняка. Спасаясь от городской суеты, в июне 1924 года Пильняк отправляется на месяц в Шиханское лесничество на Волге, где заканчивает работу над романом "Машины и волки", а в августе едет в Архангельск на борт ледокола "Персей", отправляющегося в полярную экспедицию на Шпицберген. В 1925 году он путешествует по Мраморному, Эгейскому, Средиземному морям, посещает Константинополь, Пирей, Порт-Саид и описывает эту поездку в "Повести о ключах и глине" (1925). В феврале 1926 года Пильняк уже едет в Китай и Японию. И об этой поездке в том же году он пишет роман "Корни японского солнца" и "Китайский дневник" (1927). Несмотря на расстояние между Москвой и Ленинградом и бесконечные путешествия Пильняка по стране и миру, дружба их крепнет. Переписка, встречи, устройства литературно-издательских дел друг друга в Москве и Ленинграде, взаимная поддержка перед литературной критикой - все это наполняет отношения двух друзей.
"Новая русская проза" Замятин писал: "Ценно у Пильняка, конечно, не то, что глину для лепки он берет не иначе, как из ям, вырытых революцией, и не его двухцветная публицистика, но то, что для своего материала он ищет новой формы и работает одновременно над живописью и над архитектурой слова; это у - немногих <...> А у Пильняка никогда не бывает каркаса, у него сюжеты - пока еще простейшего, беспозвоночного типа, его повесть или роман, как дождевого червя, всегда можно разрезать на куски - и каждый кусок, без особого огорчения, поползет своей дорогой"10.
Несмотря на большую популярность Пильняка, критика его произведений практически никогда не прекращалась. Не нравилась независимость Пильняка и его личная трактовка происходящих в революционной стране процессов. "<...> - ты пишешь о заикательстве, - пишет Пильняк Замятину в письме 3 января 1924 года, - никому не говори, но я так "заикнулся", что совсем разучился понимать, что такое литература и как писать надо. Так, как писал раньше, писать не хочу, надоело и слишком просто - "мудрить" ведь легче всего - - и мудрствую теперь над простотой, очень трудно. - Это по двум причинам: 1) революция кончена, и у всех похмелье, "еретичество" теперь новое, надо подсчитывать, и в подсчете получается, что Россия, как была сто лет назад, так и теперь, - и Россия не в Москве и Питере (эти - за гоголевских троек ходят), а - там, где и людей-то нет, а один зверь, 2) у нас под глазами уже морщинки, растем, на месте топтаться не стоит, учиться надо не к тому, чтоб дураком умереть" (С. 263).
В 1926 году Пильняк "заикнулся" о надвигающемся культе личности Сталина, опубликовав в пятом номере журнала "Новый мир" "Повесть непогашенной луны" - о смерти командарма на операционном столе, куда тот лег по приказу вождя страны, "негорбящегося человека". Тираж номера был конфискован, в критике разразился скандал. Несмотря на нападки и запрет "Повести непогашенной луны", Пильняк продолжал и писать, и публиковаться, и руководить писателями.
В 1929 году новую "проработку" Пильняк и Замятин встретили как лидеры литературы в Москве и Ленинграде (Пильняк в то время возглавлял Всероссийский Союз писателей, а Замятин - руководил в Ленинграде). Поводом к организованной травле стала публикация в Берлине, где печатались советские писатели, повести Пильняка "Красное дерево" и романа Замятина "Мы"11.
Почти всю "кампанию" Замятин, наезжая в Москву, жил у Пильняка12"Всеобщая паника: везде - статьи, адресованные Пильняку и мне: почему напечатан в "Петрополисе" роман Пильняка "Красное дерево", запрещенный у нас цензурой, и почему напечатан в "Воле России" роман "Мы"? Все это связано с кампанией против Союза писателей, начатой в "Лит<ературной> Газ<ете>" и "Ком<сомольской> Правде""13. Травлю Пильняк и Замятин переживали вместе, предпринимая совместные ответные шаги, последний помог другу с публикациями в Ленинграде его произведений14.
Во второй половине декабря 1930 года Пильняк обратился к Сталину с просьбой о выезде заграницу, поездка была разрешена. В январе 1931 года Пильняк выехал в США, в 1932 года - вторично поехал в Японию.
"Для истребления черта, разумеется, допустима любая подтасовка - и роман, написанный за девять лет до того, в 1920 году - был подан рядом с "Красным деревом" как моя последняя, новая работа. Организована была небывалая еще до тех пор в советской литературе травля, отмеченная даже в иностранной прессе"15. В ноябре 1931 года Замятин навсегда покинул страну.
"Москва - Петербург" Замятин писал: "Москва за эти годы (первых послереволюционных лет. - К. А. -П.), когда там звонко пел Есенин и великолепно рычал Маяковский, вырастила только одного нового и оригинального прозаика - Пильняка, и надо сказать, что это был типичный продукт московской почвы. Если у большинства петербургских молодых прозаиков мы найдем по-мужски крепкий, с инженерной точностью построенный сюжет, то у Пильняка сюжетный план всегда так же неясен и запутан, как план самой Москвы. Если у "Серапионовых братьев" есть родство с акмеистами, то в пестрых вышивках прозы Пильняка мы узнаем мотивы имажинизма - вплоть до его своеобразного нового "славянофильства" и веры в мессианские задачи новой России"16.
В 1937 году Замятина не стало.
Пильняк в 1937-м был арестован, в 1938 году -- расстрелян.
Предлагаемые 14 писем Б. Пильняка Е. Замятину охватывают период 1921-1922 годов. К сожалению, нам не известно о существовании писем Замятина Пильняку, которые, скорее всего, были сожжены при аресте последнего, и мы лишены возможности воссоздать целостную картину переписки двух писателей17.
Письма публикуются по оригиналам, хранящимся в Отделе рукописей Института мировой литературы (Ф. 47. Оп. 3. Ед. хр. 156) с сохранением некоторых особенностей стиля автора.
Примечания
1. См.: Андроникашвили-Пильняк Б. Б. Два изгоя, два мученика: Б. Пильняк и Е. Замятин // Знамя. 1994. № 9. С. 123-154; Галушкин А. Дело Пильняка и Замятина. Предварительные итоги расследования // Новое о Замятине. М., 1997. С. 89-148.
2. См. письма Пильняка к Н. Н. Ливкину (9 декабря 1916 г.), Н. Ашукину и В. Ютанову ([10] апреля 1920 г.) // Пильняк Борис. Письма 1915-1937. М., 2002. С. 38, 80. В обоих случаях Пильняк обсуждает участие Замятина в предполагаемых изданиях. Далее письма из указанного сборника будут комментироваться лишь указанием страницы.
3. В 1920 г. в издательстве "Звенья" вышел второй сборник рассказов Б. Пильняка "Былье", принесший ему успех: "... Во всех очерках в сборнике "Былье" удивительная свежесть и сочность, какое-то нащупывание нового. Особенностью рассказов Пильняка является то, что в них нет тенденций. Без сомнения, у автора имеются политические симпатии и антипатии, но они его личное дело. Когда Пильняк рассказывает, вы не видите рассказчика, а видите жизнь. Он - художник" (Лутохин Д. // Вестник литературы. 1920. № 8. С. 7-8). В первом номере организованного В. Я. Брюсовым журнала "Художественное слово" была опубликована вызвавшая споры повесть Пильняка "При дверях", а в № 2 "Художественного слова" 1920 г. (на обложке - 1921 г.) - рецензия Брюсова на сборник Пильняка "Былье" за подписью "Гармодий". Отмечая, что "слабую сторону молодого беллетриста составляет отсутствие определенного миросозерцания", а также "недостаток вкуса", когда "иные удачные страницы испорчены прямо недопустимыми промахами", - автор рецензии, тем не менее, пишет: " у Бор. Пильняка есть немало данных, чтобы стать хорошим и полезным писателем. Он умеет наблюдать и умеет изображать наблюдаемое. Его картинам, его типам можно верить, как точным снимкам с действительности. Вместе с тем, это - не простые фотографии, но часто художественные обобщения, концентрирующие в одном образе, в одном моменте - то, что раздроблено в жизни".
"несомненно большой мастер художественной прозы первый открыл собой в 1919 г. ряд молодых писателей, принявших и изображавших революцию" (Горбачев Г. Борис Пильняк // Очерки современной русской литературы. Л., 1925. С. 69-90). "Пильняк - реалист и превосходный наблюдатель со свежим взглядом и хорошим ухом" (Троцкий Л. Б. Пильняк // Троцкий Л. Литература и революция. М., 1991. С. 69). "Если обратиться к беллетристам, выдвинутым самой революцией, то мы должны остановиться прежде всего на Борисе Пильняке, у которого есть свое лицо и который является, вероятно, самым одаренным из них " (Луначарский А. В. Очерки литературы революционного времени (1917-1922) // Литературное наследство. Т. 82. М., 1970. С. 226-228).
5. О начале отношений с М. Горьким Пильняк писал: "С первым снегом сел за роман "Голый год". Кончил его 25 декабря 20 года по-старому... Б. Л. Пастернак роман отнес А. М. Пешкову (Горькому). С Горьким дружба повелась, как у многих русских писателей... Весной в Петербург ездил - впервые - жил у Горького" (Новая русская книга. Берлин, 1922. № 2. С. 42-43). Подр. об отношениях Горького и Пильняка см.: Примочкина Н. Н. Письма Б. Пильняка к М. Горькому // Русская литература. 1991. № 1. С. 180-189.
6. Рукописные памятники. РНБ. Ч. 1: Рукописное наследие Евгения Ивановича Замятина / Сост.: Л. И. Бучина, М. Ю. Любимова. СПб., 1997. Вып 3. С. 235-237 (далее -- Наследие).
7. Архив семьи писателя.
8. См.: Динерштейн Е. Политбюро в роли верховного цензора // Новое литературное обозрение. 1998. № 32. С. 391-397). В рецензии на все-таки вышедший сборник "Смертельное манит" критик и друг Пильняка Н. Ашукин писал: "В книге Пильняка десять рассказов. Два из них ("При дверях" и "Иван-да-Марья"), написанные в 1920-21 гг. отображают нашу современность, тот текучий быт революции, который пришел на смену старому. Новые формы жизни, возникнувшие из ее новых ритмов, требуют и новых литературных форм и ритмов. Но в рассказах новых, революционных Пильняк пытается резко порвать с каноничностью старых литературных форм. Фраза его делается отрывистой, развитие действия, фабулы идет скачками, неровными уступами, герои, их дела, мысли и чувства закрываются фоном. Происходит как бы перемещение планов: задний план - фон - становится первым планом, а первый план - люди, отступают вдаль, в фон". (Россия. 1922. № 2. С. 25).
"Днем и ночью часовые..." // Новое о Замятине. М., 1997. С. 78-88.
10. Замятин Е. Новая русская проза // Русское искусство. 1923. № 2-3. С. 56-57.
11. Повесть "Красное дерево" вышла в издательстве "Петрополис" в 1929 г. В переработанном виде вошла в роман "Волга впадает в Каспийское море" (М.: Недра, 1930). Кампания была открыта статьей Б. Волина (Недопустимые явления // Литературная газета. 1929. 26 августа) и явила собой первую организованную политическую акцию, направленную против писателей, в данном случае Пильняка и Замятина. См. об этом: Андроникашвили-Пильняк Б. Б. Два изгоя, два мученика: Б. Пильняк и Е. Замятин // Знамя. 1994. № 9. С. 123-154; Андроникашвили-Пильняк Б. Б. О моем отце // Пильняк Б. Повесть непогашенной луны. М., 1989. С. 3-25; Галушкин А. Дело Пильняка и Замятина. Предварительные итоги расследования // Новое о Замятине. М., 1997. С. 89-148. 2 сентября 1929 г. в "Литературной газете" Пильняк опубликовал "Письмо в редакцию" от 28 августа (С. 333), которое было сопровождено газетной подборкой критических материалов о Пильняке. В тот же день Пильняк подал заявление о выходе из Союза писателей: "В Правление Всероссийского Союза Писателей от Б. Пильняка. Прошу не считать меня от сего числа членом Правления Союза писателей. Бор. Пильняк. 2 сент. 1929" (ИМЛИ. Ф. 31. Оп. 1. № 25). В архиве Пильняка хранится и другой документ: "В Правление Моск отд Вс Союза Писателей от Б. А. Пильняка и Б. Л. Пастернака. Просим от сего числа членами Союза нас не числить. 21 сент. 929 г. Б. Пастернак, Бор. Пильняк". 7 октября это же сделал Е. Замятин. В знак протеста против исключения из Союза Пильняка и Замятина и нападок на них из Союза вышла и Анна Ахматова. 15 сентября состоялось экстренное собрание Всероссийского Союза писателей. Организацию решено было переименовать, а Пильняка сместить с председательского поста. 21 сентября 1929 г. Замятин писал К. Федину в Ленинград: "Сегодня днем узнал, что завтра у вас - общее собрание в Союзе и что сегодня выезжают - разлагать ленинградцев - члены нового Правления Союза Шмидт, Кин, Кириллов, Огнев и Леонов. Очевидно, на общем собрании будет поставлен вопрос и о романе "Мы"". Замятин сообщает, что решил на собрание не ехать, так как "если ленинградцы окажутся народом столь же хлипким, как и москвичи - у меня нет охоты видеть это позорище; и если это будет собрание московского типа (Горький правильно назвал его "самосудом") - что бы я ни говорил, это все равно заготовленных Шмидтом резолюций ни на йоту не изменит...". О московском собрании Замятин пишет, что "это было черт знает что - там были прямые подлоги". Он сообщает Федину о своем решении написать в редакцию такое же жесткое письмо, какое написал Пильняк, и кончить его заявлением о выходе из Союза. Письмо заканчивается сообщением: "О выходе из Союза сегодня подали заявление Пильняк и Пастернак". Подробнее переписку Федина и Замятина см.: Мне сейчас хочется тебе сказать / Публ. Н. К. Фединой // Литературная учеба. 1990. № 2. С. 79-95.
12. См.: Письма Е. Замятина жене // Рукописные памятники. РНБ. СПб., 1997.
13. Рукописные памятники. РНБ. Вып. 3. С. 353.
роману. Л., Изд-во писателей в Ленинграде, 1931. См. письмо Б. Пильняка Е. Замятину от 16 ноября 1930 г. (С. 344).
16. Замятин Е. Я боюсь. Статьи. М., 1999. С. 183-205.
17. По словам сына Пильняка, "письма Замятина, как и все прочие, пропали в 1937 году, когда после ареста бумаги Пильняка были вывезены или сожжены" (Андроникашвили-Пильняк Б. Б. Два изгоя, два мученика. С. 126).