Actualités soviétiques1
Последний mot d'ordre {Лозунг (фр.).} в советской литературе -- это борьба с "формализмом". Сигнал к атаке был дан статьей в московской "Правде". За нею двинулись густые колонны газет, специально занимающихся вопросами литературы и искусства. Генеральное сражение разыгралось на нескольких собраниях писателей в Москве в середине марта. Одновременно словопролитные бои с "формалистами" проходили на собраниях художников, архитекторов, режиссеров, музыкантов.
"формализм"? Чтобы увидеть его так, как его видят сейчас в России (где в понятие "формализм" вкладывается иное содержание, чем здесь), нужно оглянуться назад, в самые первые годы после революции.
На улицах Москвы и Петербурга (еще не ставшего Ленинградом) развешаны плакаты: зеленые и малиновые пролетарии, составленные из треугольников и квадратов. Живые пролетарии оторопело взирают на эти плакаты. С трибун гремят стихи футуристов. В театре царствует Мейерхольд. Революция принесла с собой моду на все "самое левое" во всех областях искусства, включая литературу.
В этой моде было немало снобизма и желания эпатировать публику, но в ней было и здоровое зерно. Революция так перевернула всю жизнь кругом, что совершенно естественно и логично было искать каких-то новых форм для воплощения ее в искусстве и, в частности, в литературе. Очень культурная группа молодых петербургских лингвистов (Шкловский, Тынянов, Эйхенбаум и др.) выступила в качестве теоретиков обновления литературной формы, и так как одним из их основных положений был принцип "примата формы", то за ними утвердилось наименование "формалистов". Позже это понятие было расширено, и в недавно разыгравшихся боях под именем "формалистов" были свалены в одну кучу уже вообще все сторонники "левых" форм в искусстве.
-- Очень хорошо. Но почему же против этих "левых" открыт такой поход? -- спросит недоумевающий читатель.
Чтобы уяснить себе это, следует вспомнить, что литература в Советской России -- это в некотором роде государственная служба, писатель считается обязанным служить тем же целям, которые ставит себе государство. Оставим в стороне вопрос о том, какие практические результаты дает эта политика (об этом следует поговорить отдельно). Бесспорно одно: для "формалистов", сосредоточивающих все внимание на работе над формой, утилитарные задачи, естественно, отступают на задний план. В этом -- расхождение "формалистов" с литературной политикой партии, и в этом -- основная причина похода против них. Кроме того, несомненно, тут сыграло большую роль и давление со стороны потребителей: огромная масса новых читателей из деревни и с фабрики требует более простой и понятной для них литературы; изысканности "левой" формы для них часто оказываются трудны. К этим мотивам и сводится суть последних литературных боев.
"боями" это можно назвать лишь очень условно: одна из сражающихся сторон при первой же встрече подняла белый флаг сдачи. Мужества в защите своих позиций "формалисты" проявили очень мало: они не столько защищались, сколько каялись в своих "ошибках". Мазохистское покаяние, кажется, вообще надо включить в число основных свойств пресловутой âme slave {Славянская душа (фр.).}. Эпидемии публичных покаяний за годы революции уже разыгрывались в советской литературе, часто представляя собою нечто, напоминавшее средневековые процессии флагеллантов.
Меня всегда удивляло, что старые, настоящие революционеры спокойно созерцали эти процессии. На этот раз, кажется, впервые чрезмерное усердие кающихся получило должную оценку в язвительной статье московской "Правды" и очень резкой заметке "Комсомольской правды". В числе слишком поторопившихся со своим покаянием оказался такой большой писатель, как Алексей Толстой. Реплика московской "Правды" по его адресу: "А. Толстой объявил свою последнюю пьесу чистой воды формализмом. Самопожертвование Толстого надо считать поистине трогательным".
Из всех "формалистов" с большим достоинством и искренностью защищал свои позиции только один Пастернак (знакомый парижской публике по своим выступлениям на Международном антифашистском конгрессе прошлым летом). С обычной для него образностью он бросил критикам "формализма" упрек, что они -- "чиновники с оскорбительно равнодушными руками", не помогающие сущности творческого процесса. Свое истолкование этого процесса он дал в еще более сжатой и образной формуле: "Нельзя сказать матери: роди девочку, а не мальчика". Однако законности требований, предъявляемых широкими читательскими кругами к литературе, он не отрицал.
воды любители не могут пить также шампанское? Казалось бы, именно новая Россия, сверх необходимого, может позволить себе и роскошь.
Тем более что экспериментальная "левая" литература, "литература для 5000", как назвал ее Ж. -Р. Блок (на московском съезде писателей в 1934 г.), только кажется роскошью. Если писатели -- "инженеры человеческих душ", то ведь лаборатория, эксперимент -- необходимое условие работы инженера. И пусть из 1000 опытов удачным окажется только один: 999 неудачных не менее нужны, чем этот последний.
<1934>
КОММЕНТАРИИ
Впервые: Новый журнал. Нью-Йорк, 1990. No 178. С. 163-165.
Отклик на дискуссию о формализме и натурализме, развернувшуюся на страницах советской прессы весной -- зимой 1936 г. Отправной точкой дискуссии стала редакционная статья в "Правде" от 28 января 1936 г. "Сумбур против музыки", в которой опера Д. Д. Шостаковича "Леди Макбет Мценского уезда" подверглась резкой критике за "формализм" и "антинародность". Статья появилась через день после посещения Сталиным спектакля в Большом театре.
Статья Замятина предназначалась для органа "Народного фронта" "Vendredi", однако напечатана там не была.
... на Международном антифашистском конгрессе прошлым летом. --
-- Французский писатель, член ФКП Жан Ришар Блок (1884-1947) выступил на Первом съезде советских писателей на седьмом, вечернем, заседании 21 августа 1934 г. (перевод его выступления зачитал Илья Эренбург). Французский писатель заявил, что любой писатель имеет право на эксперимент, пусть его поймут только 5000 читателей, но только так может развиваться литература. Поиски формы выражения необходимы для развития искусства (см.: Первый Всесоюзный съезд советских писателей. М., 1934. С. 191).
1