• Приглашаем посетить наш сайт
    Чуковский (chukovskiy.lit-info.ru)
  • Уездное
    11. Брокаровская баночка

    11. Брокаровская баночка

    Вот и опять тяжко-жаркий, дремучий послеполудень. Белые плиты на монастырской дорожке. Липовая аллея, жужжанье пчел.

    Впереди Евсей, в черном клобуке, с приквашенными лохмами: нынче ему черед вечерню служить. А сзади -- Барыба. Идет, да нет-нет и опять растворит, как ворота, четырехугольную свою улыбку.

    -- Уж больно ты, Евсей, в клобуке-то чудной да непригожий. Гречневик бы тебе мужицкий или папаху, куды бы гожее было.

    -- Да я, малый, и то -- в юнкера хотел идти, да запьянствовал ненароком. Вот под монастырь и угодил.

    Эх, Евсей! Какой бы краснорожий, сизоносый казацкий есаул из тебя вышел. Или бы писарь волостной, пьяница, мужикам панибрат. А вот, поди ж ты, изволением Божиим...

    -- А как ты, Евсей, плясовую-то вчера в Стрельцах откатал, а?

    Во монахи поступили,
    Самовары закупили

    Евсей заухмылялся, передернул было плечами. Да уж нет, в этом бабьем наряде -- куда там. Вчера -- вот это так: рубаху веревочкой подпоясал по-деревенски, под самые под мышки, порты крашенинные белые с синими полосочками, борода рыжая лопатой, зенки того и гляди выскочат -- настоящий лешак деревенский, и плясать ловкач. То-то нахохотались стрелецкие девки вдосталь!

    Пришли. Барыба постоял минутку у старых церковных дверей. Вышел Евсей, поманил пальцем.

    Ну, иди, малый, иди. Никого нету. Сторож -- и то кудай-то ушел.

    Низенькая, старая, мудрая церковь -- во имя древнего Ильи. Видала виды: оборонялась от татаровья, служил в ней, говорят, проездом боярин Федор Романов, в иночестве Филарет. В решетчатые окна глядят старые липы.

    Бубукает, шумит, не уймется и тут Евсей, есаул в клобуке. Старые, худые, большеглазые угодники жмутся по стенам -- от махающего руками, бородатого, громкого Евсея.

    Евсей стал на колени, пошарил рукой под престолом.

    -- Тута,-- сказал он и вынес к свету пыльную баночку от брокаровской помады. Откупорил, перелистал, слюнявя, четвертные бумажки.

    Беспокойно заворочал Барыба своим утюгом.

    "Ох ты, дьявол! Десяток, а то либо и больше. И на кой они ляд ему?"

    Евсей отложил одну бумажку.

    Белые плиты монастырской дорожки. Гудят пчелы в старых липах. Тяжкий звон кружит хмельную голову.

    "И на кой они ляд ему?" -- думает Барыба.

    Раздел сайта: