7. РУЛЬ ИСПОРЧЕН
Наконец-то оно кончилось -- дело о разводе, и на Диди никто теперь не имел прав, исключая, конечно, фарфорового мопса Джонни.
Событие праздновали втроем: О'Келли, Диди и Кембл. Обедали в отдельном кабинете, пили, О'Келли влезал на стул и произносил тосты, махал множеством рук, пестрело и кружилось в голове. Домой как-то не хотелось: решили поехать на бокс.
Такси летел, как сумасшедший -- или так казалось. На поворотах кренило, и несколько раз Кембл обжегся об колено Диди. Такси летел...
-- А знаете,-- вспомнил Кембл,-- мне уж который раз снится, будто я в автомобиле, и руль испорчен. Через заборы, через что попало, и самое главное...
А что самое главное -- рассказать не успел: входили уже в зал. Крутой веер скамей был полон до потолка. Опять было Кемблу тесно и жарко, обжигался, и будто все еще летел такси.
"Не надо так много пить..."
-- Послушайте, Кембл, вы о чем думаете? -- кричал О'Келли. -- Вы слышите: сержант Смис, чемпион Англии. Вы понимаете: Смис! Да смотрите же, вы!
Из двух противоположных углов четырехугольного помоста они выходили медленным шагом. Смис -- высокий, с крошечной светловолосой головой: так, какое-то маленькое, ненужное украшение к огромным плечам И Борн из Джесмонда -- с выдвинутой вперед челюстью: вид закоренелого убийцы.
-- Браво, Борн, браво, Джесмонд! Сержант Смис, браво!
Топали, свистели, клокотали все двадцать рядов скамей, шевелилась и переливалась двадцать раз окрутившаяся змея -- и вдруг застыла и вытянула голову: судья на помосте снял цилиндр.
Судья, поглядывая из-под седого козырька бровей, объявлял условия:
-- Леди и джентльмены! Двадцать кругов по три минуты и полминуты отдыха после каждого круга -- согласно правилам маркиза Квинзбэри...
Судья позвонил. Смис и Борн медленно сходились. Борн был в черных купальных панталонах, Смис -- в голубых. Улыбнулись, пожали друг другу руки: показать, что все, что будет -- будет только забавой культурных и уважающих друг друга людей. И тотчас же черный Борн выпятил челюсть и закрутился около Смиса.
-- Так его, Джесмонд! Вот это панч! -- закричали сверху, когда Борн отпечатал красное пятно на груди чемпиона Англии.
Двадцатиколечная змея обвивалась теснее, дышала чаще, и Кембл видел: шевелилась и вытягивалась вперед Диди -- и он сам вытягивался, захваченный кольцами змеи.
Судья с козырьком бровей прозвонил перерыв. Черный и голубой -- оба вытянулись на стульях, каждый в своем углу. Широко раскрыв рты -- как выброшенные рыбы; спешили за полминуты наглотать побольше воздуху. Секунданты суетились, кропили им языки водой, махали полотенцами.
Полминуты, прошло. Снова схватились. Смис улучил секунду -- и тяжелый кулак попал Борну в нос, снизу вверх. Борн спрятал лицо под мышку к Смису и закрутился вместе с ним -- спасти лицо от ударов. Из носу у Борна шла кровь, окрашивала голубые панталоны Смиса, крутились и барахтались два голых тела. И все судорожней вытягивалась змея -- впитать запах крови, кругом топали и ревели нечленораздельное.
--... Поцелуй его, Борн, в подмышку, очень вкусное местечко! -- выкрикнул пронзительный мальчишеский голос.
Диди -- раскрасневшаяся, взбудораженная -- дергала за рукав Кембла. Кембл оторвался от помоста и посмотрел на нее -- с ноздрями, еще жадно расширенными, и квадратным, свирепо выдвинутым подбородком. Он был новый, и какой-то маленькой показалась себе Диди... И... что хотела спросить? -- забыла...
-- Да смотрите же! -- крикнул О'Келли.
Кончалось. Качался от ударов Борн, и медленно, медленно ноги его мякли, таяли, как воск -- и он гулко рухнул.
Джесмонд был побит -- Джесмонд вопил:
-- Неверно! Он ударил, когда Борн уже падал...
-- Долой Смиса! Неправильно, мы видели!
Смис стоял, закинув маленькую головку, и улыбался: ждал, пока затихнут.
--... И еще улыбается! Что за наглость такая! -- Диди горела и дрожала. Повернулась к Кемблу, чем-то колюче-нежным ужалила его локоть. -- Была бы я как вы -- сейчас же бы вот его пошла и побила...
Кембл на секунду посмотрел ей в глаза -- и сбесившийся автомобиль вырвался и понес.
Было это немыслимо, н е должно было быть, Кембл сам не верил, но остановиться не мoг: руль был испорчен, гудело, несло через что попало и... страшно или хорошо?
-- Послушайте, не на самом же деле... Кембл, вы спятили? Держите же, держите его, О'Келли!
Но О'Келли только улыбался молча, как фарфоровый мопс Джонни.
Судья объявил, что мистер Смис любезно согласился на пять кругов с мистером Кембл из Джесмонда. На помосте появилось громадное, белое тулово Кембла -- и Джесмонд восторженно заревел.
Мистер Кембл из Джесмонда был выше и тяжелее Смиса, и все-таки с первого же круга стало ясно, что выходка его была совершенно безумной. Все так же улыбаясь, Смис наносил ему удары в бока и в грудь -- только ухало гулко где-то в куполе. Но стоял Кембл очень крепко, упористо расставив столбяные ноги и упрямо выдвинув подбородок.
На третьем круге, весь в красных пятнах и в крови, Кембл еще держался. В тишине чей-то восторженный голос сверху крикнул:
-- Ну и морда -- прямо чугунная!
В зале фыркнули. Диди негодующе оглянулась, но уже опять была тишина: начинался четвертый круг, На этом круге, в самом же начале, Кембл упал.
Диди вскочила, с широко раскрытыми глазами. Судья поглядывал из-под седого козырька бровей и отсчитывал секунды:
На последней секунде -- на девятой -- Кембл упрямо встал. Получил еще удар -- и все поплыло, поплыло, и последнее, что увидел: бледное лицо Диди.
* * *
Смутно помнил Кембл: куда-то его везли, Диди плакала, О'Келли смеялся. Потом чем-то поили, заснул -- и проснулся среди ночи. Светил месяц в окно, и ухмылялся в лицо Кемблу безобразный мопс Джонни.
Комната Диди. Ночью в комнате Диди... Бред? Потом медленно, сквозь туман, продумал:
"Правда, нельзя же было везти домой -- таким..."
-- Диди! -- робко позвал Кембл.
С диванчика поднялась фигура в черной пижаме:
-- Ну, наконец-то вы! Кембл, милый, я так рада, я так боялась... Вы меня можете простить? -- Диди села на кровать, взяла руку Кембла в свои горячие маленькие руки. Пахло левкоями.
Кембл закрыл глаза. Кембла не было -- была только одна рука, которую держала Диди: в этой руке на нескольких квадратных дюймах собралось все, что было Кемблом,-- и впитывало, впитывало, впитывало.
Диди нагнулась, серьезная, девочка-мать:
-- Смешной! Я знаю же. Не надо говорить...
Ужалила Кембла двумя нежными остриями -- быстро клюнула в губы-- и уже все ушло, и только запах левкоя, как бывает в сухмень,-- едкий и сладостный.
Всю ночь фарфоровый мопс сторожил Кембла усмешкой и мешал ему думать. Кембл мучительно морщил лоб, рылся в голове. Там, в квадратных коробочках, были разложены известные ему предметы, и в одной, заветной, вместе лежали: Бог, британская нация, адрес портного и будущая жена -- миссис Кембл -- похожая на портрет матери Кембла в молодости. Все это были именно предметы, непреложные, твердые. То, что было теперь,-- ни в одну коробочку не входило: следовательно...
"следовательно" и через что попало...
Утром Кембл проснулся -- Диди уже не было, но ею пахло, и лежала на стуле черная пижама, Кембл с трудом поднялся, натянул вчерашний свой смокинг. Долго смотрел на пижаму и крепился, потом встал на колени, оглянулся на дверь и погрузил лицо в черный шелк -- в левкои.
Диди пришла свежая, задорная, с мокрыми растрепанными кудрями.
-- Вы так думаете? Должна? -- затряслась Диди от смеха. -- Ну, что ж, если должна... Только вы, ради Бога, лежите, доктор велел вас держать в постели... Ради Бога... Вот так...