• Приглашаем посетить наш сайт
    Херасков (heraskov.lit-info.ru)
  • Островитяне
    1. Инородное тело

    ОСТРОВИТЯНЕ

    Повесть

    1. ИНОРОДНОЕ ТЕЛО

    Викарий Дьюли -- был, конечно,тот самый Дьюли, гордость Джесмонда и автор книги "Завет Принудительного Спасения". Расписания, составленные согласно "Завету", были развешаны по стенам библиотеки мистера Дьюли. Расписание часов приема пищи; расписание дней покаяния (два раза в неделю); расписание пользования свежим воздухом; расписание занятий благотворительностью; и, наконец, в числе прочих -- одно расписание, из скромности не озаглавленное и специально касавшееся миссис Дьюли, где были выписаны субботы каждой третьей недели.

    Первое время, случалось, миссис Дьюли сходила с рельс и пыталась в неположенный день сесть к викарию на колени или заняться благотворительностью в неурочное время. Но всякий раз мистер Дьюли, с ослепительной золотой улыбкой (у него было восемь коронок на зубах) и с присущим ему тактом -- объяснял.

    -- Дорогая моя, это, конечно, пустячное уклонение. Но вы помните главу вторую моего "Завета": жизнь должна стать стройной машиной и с механической неизбежностью вести нас к желанной цели. С механической -- понимаете? И если нарушается работа хотя бы маленького колеса... Ну, да вы понимаете...

    Миссис Дьюли, конечно, понимала. С книгой, она опять надолго усаживалась у окна. Жила, тосковала между глав романа. Через год в зеркале с удивлением видела новую морщинку у глаз: как, неужели -- год? День и другой не могла читать. У окна, в странном ожидании, смотрела на улицу, на вылезающих из красного трамвая людей, на быстрые, распухающие облака. А мистер Дьюли, поглядывая на часы, занимался покаянием, физическим трудом, благотворительностью -- и радовался: так стройно и точно работает машина.

    К сожалению, ни одна машина не обеспечена от поломки, если в колеса попадает инородное тело. Так случилось однажды и с машиной викария Дьюли.

    Было это в воскресенье, в марте, когда мистер Дьюли возвращался домой после утренней службы в церкви Сент-Инох. Жужжали велосипеды, мистер Дьюли морщился от их назойливых звонков, от слишком светлого солнца, от непозволительного галдежа воробьев.

    Мистер Дьюли уже переходил через улицу к своему дому, когда вдруг из-за угла вывернулся красный автомобиль. Викарий остановился, по привычке своей -- заложил руки назад и перебирал пальцами, как будто отсчитывал: во-первых, во-вторых, в-третьих. И на "в-третьих" увидел: перед мчащимся красным автомобилем медленно шел субъект. Вероятно, это медленно -- было не более полусекунды, но было именно так: медленно шел, и викарий успел запомнить громадные квадратные башмаки, шагающие, как грузовой трактор, медленно и непреложно.

    Красный автомобиль крикнул еще раз, квадратные башмаки мелькнули в воздухе очень странно -- и автомобиль стал. И тотчас остановилась вся улица. Столпились и вытягивали головы: кровь. Бобби записывал хладнокровно номер автомобиля. Рыжий джентльмен из публики наседал на шофера, кричал и размахивал руками так, что казалось -- у него было их, по крайней мере, четыре.

    -- Несите же в дом! -- кричал четверорукий. -- Чей это дом? Несите...

    Тут только викарий Дьюли очнулся, ответил себе: мой дом, схватился за квадратные башмаки и стал помогать пронести раненого -- мимо двери. Но маневр не удался.

    -- Гелло, мистер Дьюли! -- крикнул четверорукий джентльмен. -- Ваше преподобие, вы разрешите, конечно, внести его к вам?

    Викарий радостно показал четыре золотых зуба:

    -- Ах, О'Келли, вы? Конечно же -- несите. Эти автомобили -- это просто ужасно! Вы не знаете -- чей?

    Но О'Келли уже был где-то внутри, и перед викарием качались квадратные мертвые подошвы любителя прогулок под автомобилями. Викарий шел сзади и с тоской загибал пальцы:

    -- Завтрак. Две страницы комментариев к "Завету". Полчаса -- в парке... Посещение больных...

    Все это -- погибло. Великая машина викария Дьюли остановилась. В запасной спальне светло-серый ковер закапали кровью, а на кровати, пустовавшей годы, водворилось инородное тело.

    Сейчас должен был приехать доктор. Время завтрака -- четверть второго -- давно уж прошло, и викарий в библиотеке ломал голову над временным расписанием. Если, в самом деле, все передвинуть на три часа, то обед придется в одиннадцать вечера, а посещение больных -- в час ночи. Положение было нелепое и безвыходное.

    -- Понимаете, Эдвард, это же немыслимо... -- Щеки у миссис Дьюли горели. -- Там доктор, а Кембл не хочет раздеваться, скажите ему вы. Это же просто немыслимо!

    -- Кто это -- Кембл? Этот -- наверху? -- Викарий треугольно поднял брови.

    "Этот наверху" -- Кембл -- лежал теперь, открывши глаза.

    Доктор промыл слипшиеся в крови, светлые волосы. С головой оказалось благополучно, но из горла шла кровь, были какие-то внутренние повреждения, а Кембл упрямо отказывался снять пиджак.

    -- Послушайте, ведь вы же можете так... Бог знает что. Ведь надо же доктору знать, в чем дело... -- Мистер Дьюли с ненавистью глядел на тяжелый, квадратный подбородок Кембла, упрямо мотавший: нет.

    -- Послушайте, вы же, наконец, в чужом доме, вы заставляете всех нас ждать... -- Мистер Дьюли улыбнулся, оскалив золото восьми злых зубов.

    Подбородок дергался. Кембл побледнел еще больше:

    -- Хорошо. Я согласен, если так. Только пусть уйдет эта леди.

    Викарий и доктор расстегнули пиджак мистера Кембла. Под пиджаком оказалась крахмальная манишка и затем непосредственно громадное, костлявое тело.

    Рубашки -- не было. Это невероятно, но именно так: рубашки не было.

    -- Э? -- вопросительно-негодующе поднял брови викарий и взглянул на доктора. Но доктор был занят: осторожно прощупывал правый бок пациента.

    Внизу, в гостиной, викарий так и бросился на доктора:

    -- Ну что же? Ну как он?

    -- Мм... извиняюсь: неважно... -- Доктор застегивал и расстегивал сюртук. -- Два ребра, и может быть,-- кой-что похуже: извиняюсь. Дня через три выяснится. Надо бы его только не трогать с места.

    -- Как, не тро... -- хотел крикнуть мистер Дьюли, но тотчас же улыбнулся золотой улыбкой: -- Бедный молодой человек, бедный, бедный...

    Весь вечер мистер Дьюли бродил по комнатам, непристанный, и был полон ощущениями поезда, сошедшего с рельс и валяющегося вверх колесами под насыпью. Миссис Дьюли носилась где-то там со льдом и полотенцами, миссис Дьюли была занята. Опрокинувшийся поезд был предоставлен самому себе.

    В половине двенадцатого викарий Дьюли отправился спать -- или, может быть, не столько спать, сколько перед сном изложить свои соображения миссис Дьюли. Но кровать миссис Дьюли была еще пуста.

    Случилось это в первый раз за десять лет супружеской жизни, и викарий был ошеломлен. Лежал вперив неморгающие, как у рыб, глаза в белую пустоту соседней кровати, создавались в пустоте какие-то формы. Била полночь.

    нарушить одно из расписаний -- немедленно же видеть и осязать миссис Дьюли...

    Викарий приподнялся и позвал -- но никто не откликнулся: миссис Дьюли была занята там, у постели больного, может быть -- умирающего. Что же можно возразить против исполнения долга милосердия?

    "Завете Спасения" -- и старался убедить себя, что спит. Но когда часы пробили два -- автор "Завета" услышал самого себя, произносящего что-то совершенно неподходящее по адресу "этих безрубашечников". Впрочем, справедливость требует отметить, что тотчас же автор "Завета" мысленно загнул палец и отметил прискорбное происшествие в графе "Среда, от 9 до 10 вечера", где стояло: покаяние.

    Раздел сайта: