Роман "Мы"
Запись 5-я

Запись 5-я

Конспект: Квадрат. Владыки мира. Приятно-полезная функция

Опять не то. Опять с вами, неведомый мой читатель, я говорю так, как будто вы... Ну, скажем, старый мой товарищ, R-13, поэт, негрогубый, -- ну да все его знают. А между тем вы -- на Луне, на Венере, на Марсе, на Меркурии -- кто вас знает, где вы и кто.

Вот что: представьте себе -- квадрат, живой, прекрасный квадрат. И ему надо рассказать о себе, о своей жизни. Понимаете, квадрату меньше всего пришло бы в голову говорить о том, что у него все четыре угла равны: он этого уже просто не видит -- настолько это для него привычно, ежедневно. Вот и я все время в этом квадратном положении. Ну, хоть бы розовые талоны и все с ними связанное: для меня это -- равенство четырех углов, но для вас это, может быть, почище, чем бином Ньютона.

Так вот. Какой-то из древних мудрецов, разумеется, случайно, сказал умную вещь: "Любовь и голод владеют миром". Ergo: чтобы овладеть миром -- человек должен овладеть владыками мира. Наши предки дорогой ценой покорили, наконец, Голод: я говорю о Великой Двухсотлетней Войне -- о войне между городом и деревней. Вероятно, из религиозных предрассудков дикие христиане упрямо держались за свой "хлеб". [*] Но в 35-м году -- до основания Единого Государства -- была изобретена наша теперешняя, нефтяная пища. Правда, выжило только 0,2 населения земного шара. Но зато, очищенное от тысячелетней грязи, каким сияющим стало лицо земли. И зато эти ноль целых и две десятых вкусили блаженство в чертогах Единого Государства.

Но не ясно ли: блаженство и зависть -- это числитель и знаменатель дроби, именуемой счастьем. И какой был бы смысл во всех бесчисленных жертвах Двухсотлетней Войны, если бы в нашей жизни все-таки еще оставался повод для зависти. А он оставался, потому что оставались носы "пуговицей" и носы "классические" (наш тогдашний разговор на прогулке), потому что любви одних добивались многие, других -- никто.

Естественно, что, подчинив себе Голод (алгебраический = сумме внешних благ), Единое Государство повело наступление против другого владыки мира -- против Любви. Наконец и эта стихия была тоже побеждена, то есть организована, математизирована, и около 300 лет назад был провозглашен наш исторический "Lex sexualis": "всякий из нумеров имеет право -- как на сексуальный продукт -- на любой нумер".

Ну, дальше там уж техника. Вас тщательно исследуют в лабораториях Сексуального Бюро, точно определяют содержание половых гормонов в крови -- и вырабатывают для вас соответствующий Табель сексуальных дней. Затем вы делаете заявление, что в свои дни желаете пользоваться нумером таким-то (или таким-то), и получаете надлежащую талонную книжечку (розовую). Вот и все.

трагедий, у нас приведено к гармонической, приятно-полезной функции организма так же, как сон, физический труд, прием пищи, дефекация и прочее. Отсюда вы видите, как великая сила логики очищает все, чего бы она ни коснулась. О, если бы и вы, неведомые, познали эту божественную силу, если бы и вы научились идти за ней до конца.

... Странно, я писал сегодня о высочайших вершинах в человеческой истории, я все время дышал чистейшим горным воздухом мысли, а внутри как-то облачно, паутинно и крестом -- какой-то четырехлапый икс. Или это мои лапы, и все оттого, что они были долго у меня перед глазами -- мои лохматые лапы. Я не люблю говорить о них -- и не люблю их: это след дикой эпохи. Неужели во мне действительно --

Хотелось зачеркнуть все это -- потому что это выходит из пределов конспекта. Но потом решил: не зачеркну. Пусть мои записи, как тончайший сейсмограф, дадут кривую даже самых незначительных мозговых колебаний: ведь иногда именно такие колебания служат предвестником --

А вот уже абсурд, это уж действительно следовало бы зачеркнуть: нами введены в русло все стихии -- никаких катастроф не может быть.

И мне теперь совершенно ясно: странное чувство внутри -- все от того же самого моего квадратного положения, о каком я говорил вначале. И не во мне икс (этого не может быть) -- просто я боюсь, что какой-нибудь икс останется в вас, неведомые мои читатели. Но я верю -- вы не будете слишком строго судить меня. Я верю -- вы поймете, что мне так трудно писать, как никогда ни одному автору на протяжении всей человеческой истории: одни писали для современников, другие -- для потомков, но никто никогда не писал для предков или существ, подобных их диким, отдаленным предкам...

[*] --