6.
Все по-прежнему
Никола и Коломна,
а не какой-нибудь другой
черт.
12 сент. 1921.
Государь мой!
Подушка Ваша - у приятеля моего Гржебина.
Реляция моя о ней и о "Голом Годе" - у Вас.
Письма от Вас жду - чрезвычайно, очень, - теперь с присовокуплением числа и дня, когда будете в Москве: с тем, чтоб я мог Вас вывести оттуда в Коломну. За границу меня не пускают1, буду в Коломне, чувствую себя застеночно. Пишу новую вещь - не то повесть, не то рассказ - "Санкт-Питерс-Бурх": о Китае.
Все очень плохо, совсем Китай. Собираюсь на этой неделе уехать на дачу, в Коломне же... Не знаете ли, куда сосватать "Санкт-Питерс"? - В Москве у нас организовалось писательско-издательское содружество (Зайцев, Пастернак, Чулков, Новиков, я и пр.2): Вас памятуем. Будем "скифствовать" до белого каления!
Вот и все. Очень скверно. Поблагодарите Людмилу Николаевну - за план3: пригодился очень.
Вот и все.
Ваш Бор. Пильняк.
Пришлите "Дом"4 и гонорарии(?)!
<приписка сверху слева:>
Никола. А у Николы - событие: жулики сняли у
колоколов языки, потому что языки были
привязаны подошвенным ремнем. Ремни - унесли,
а языки - к стенке приставили.
<приписка слева, снизу вверх:>
А яблоки у меня тоже есть, ими пахнет. Как хорошо, если бы у меня была бессонница: я сплю по 12 часов в сутки (!) - с тоски, от скуки, оттого, что чувствую себя арестантом!
Примечания
1. Впервые за границу, в Германию, Пильняк поехал в январе 1922 г.
2. Эта идея не осуществилась, см. письмо Пильняка Е. Замятину от 17 декабря 1921 г.
4. Имеется в виду журнал "Дом искусств".