Поиск по творчеству и критике
Cлова начинающиеся на букву "H"
Список лучших слов
Несколько случайно найденных страниц
Входимость: 3. Размер: 58кб.
Часть текста: С одной стороны, в новейшей художественной прозе -- мы находим часто пользование определенным ритмом; с другой -- в прозе мы находим пользование музыкой слова -- весь арсенал новейшей поэзии: аллитерации, ассонансы, инструментовку. Стало быть, резко -- по внешности -- от художественной прозы отличается только стихотворение с определенным метром, то есть только один частный случай стихотворения. В остальных случаях -- никакой качественной границы нет. В новейшей теории словесности я вижу разделение всех вообще произведений художественного слова на два вида: лирика и эпос; иначе говоря: раскрытие, изображение в словах авторской личности -- и изображение других, посторонних автору личностей. Лирика -- это путешествие по нашей планете, по той планете, на которой живешь; эпос -- путешествие на другие планеты, эпос -- путешествие сквозь междупланетные, безвоздушные пространства, ибо люди, конечно же, разные планеты, отделенные друг от друга замороженным, с температурой -- 273°, пространством. И вот,...
Входимость: 1. Размер: 20кб.
Часть текста: любви. Один из этих немногих -- Федор Сологуб. Помню, однажды летом 1920 г. мы ехали с Блоком в трамвае по Литейному и, стоя в тряске, держась за ремни, говорили. Блок сказал: "Сейчас Россию я люблю ненавидящей любовью -- это, пожалуй, самое подходящее определение". Да, это блоковское определение -- ненавидящая любовь -- самое подходящее и для той любви, которою болен Сологуб. Молния вспыхивает только тогда, когда один из полюсов заряжен положительно, другой -- отрицательно. Белая любовь как молния: на одном полюсе ее -- непременно минус, непримиримый, острый. Блок мне вспомнился не случайно: Сологуб и Блок -- одного ордена, [они братья], в обоих -- если напряженно в них вслушаться -- звучит один и тот же обертон, оба -- сквозь ревы и визги жизни -- непрестанно слышат один и тот же голос: Прекрасной Дамы. И пусть Блок зовет ее Незнакомкой, а Сологуб -- Дульцинеей, она -- одна, и ни тот, ни другой никогда не примирится с тем, чтобы дама -- стала Дарьей, просто -- Дарьей, аппетитно позевывающей за ужином, в папильотках и в капоте. Дарья и Альдонса (это все равно: у нее тысячи имен; нет только одного: Дульцинея) -- дебела и румяна, она -- женщина не плохая, она -- не черная, нет: черненькая; может быть -- серая; больше: может быть, даже почти белая. И любой из Чичиковых, любой из Санхо-Панс с восторгом примут ее -- потому, что они мудры, они знают, что и на солнце есть пятна, они знают, что принять человека и жизнь со "всячинкой", с "почти", полюбить их черненькими или серенькими -- куда практичней, проще, удобней, благоразумней. А чудак Дон Кихот и чудак Сологуб тотчас же уйдут от Альдонсы -- потому что в них есть какой-то реактив, который улавливает, если в вино Альдонсы-жизни брошен хотя бы один миллиграмм...
Входимость: 1. Размер: 10кб.
Часть текста: обязанным, просто даже как автор этих записей, не говоря уже о том, что вообще неизвестное органически враждебно человеку, и homo sapiens -- только тогда человек в полном смысле этого слова, когда в его грамматике совершенно нет вопросительных знаков, но лишь одни восклицательные, запятые и точки. И вот, руководимый, как мне кажется, именно авторским долгом, сегодня в 16 я взял аэро и снова отправился в Древний Дом. Был сильный встречный ветер. Аэро с трудом продирался сквозь воздушную чащу, прозрачные ветви свистели и хлестали. Город внизу -- весь будто из голубых глыб льда. Вдруг -- облако, быстрая косая тень, лед свинцовеет, набухает, как весной, когда стоишь на берегу и ждешь: вот сейчас все треснет, хлынет, закрутится, понесет; но минута за минутой, а лед все стоит, и сам набухаешь, сердце бьется все беспокойней, все чаще (впрочем, зачем пишу я об этом и откуда эти странные ощущения? Потому что ведь нет такого ледокола, какой мог бы взломать прозрачнейший и прочнейший хрусталь нашей жизни...). У входа в Древний Дом -- никого. Я обошел кругом и увидел старуху привратницу возле Зеленой Стены: приставила козырьком руку, глядит вверх. Там над Стеной -- острые, черные треугольники каких-то птиц: с карканием бросаются на приступ -- грудью о прочную ограду из электрических волн -- и назад и снова над Стеною. Я вижу: по темному, заросшему морщинами лицу -- косые, быстрые тени, быстрый взгляд на меня. -- Никого, никого, никого нету! Да! И ходить незачем. Да... То есть как это незачем? И что это за странная манера -- считать меня только чьей-то тенью. А может быть, сами вы все -- мои тени....
Входимость: 1. Размер: 92кб.
Часть текста: Замятина, объединилась, и сформировалась писательская группа "Серапионовых братьев": Лев Лунц, Михаил Слонимский, Николай Никитин, Всеволод Иванов, Михаил Зощенко, а также - косвенно - Борис Пильняк, Константин Федин и Исаак Бабель. Евгений Замятин был неутомим и превратил Дом Искусств в своего рода литературную академию. Количество лекций, прочитанных Замятиным в своем классе, лекций, сопровождавшихся чтением произведений "Серапионовых братьев" и взаимным обсуждением литературных проблем, и, разумеется, - прежде всего, - проблем литературной формы, - было неисчислимо. К сожалению, текст замятинских "Лекций по технике художественной прозы", который уцелел, несмотря на истекшие годы, не был до сих пор, за некоторым исключением, нигде опубликован. Я приведу здесь несколько заглавий из этого цикла: "Современная русская литература", "Психология творчества", "Сюжет и фабула", "О языке", "Инструментовка", "О ритме в прозе", "О стиле", "Расстановка слов", "Островитяне" (пример), "Чехов", "Футуризм"... 1 Эти лекции представляют собой несомненный интерес. Они не страдают педантизмом. "Я с самого начала отрекаюсь от вывешенного заглавия моего курса. Научить писать рассказы или повести - нельзя. Чем же мы будем тогда заниматься? - спросите вы. ...