Замятин Евгений: Поиск по текстам произведений автора и критике. Cлово "1923". Классическая русская литература.

Примерный текст на первых найденных страницах

Входимость: 10. Размер: 27кб.

Часть текста: В парижском архиве Евгения Замятина хранится альбом с газетными вырезками, сбереженными писателем. В этот альбом вошли вырезки, собранные в период с 1913 года, когда состоялся настоящий литературный дебют Замятина — публикация повести «Уездное», по 1923 год, незадолго до официального запрещения романа «Мы» [1] . Таким образом, в альбоме представлены критические отзывы на работы Замятина за первое десятилетие его литературной деятельности, до и после Октябрьской революции — в подборке, прямо отражающей озабоченность молодого автора формированием своей репутации. Альбом также включает в себя относительно малоизвестные отзывы, принадлежащие перу писателей или критиков, впоследствии сыгравших в жизни Замятина заметную роль. Альбом представляет собой большой том (370 х 250 см) из плотной кремовой бумаги очень хорошего качества (108 непронумерованных страниц). Он производит впечатление подарка, вероятно, полученного писателем от жены, Людмилы Николаевны, а может быть, от заботливой матери, Марии Александровны, или сестры, Александры Ивановны: альбом вручную обернут дорогой, слегка ворсистой черной тканью с золотым цветочным узором. Каждая вырезка аккуратно вклеена (длинные статьи пришиты к страницам и обрезаны по их размеру), а имена авторов и названия статей тщательно вырезаны и приклеены отдельно, рядом с текстами. Замятин делал к...

Входимость: 8. Размер: 22кб.

Часть текста: в Англию, где работает по своей специальности, строит крупные ледоколы. В Россию возвращается осенью 1917. После Октябрьской революции З. читает лекции по лит-ре в студии "Дома искусств", состоит членом редколлегии "Всемирная лит-ра" (см.), работает в издательстве Гржебина, в журналах "Дом искусств", "Современный Запад", "Записки мечтателей". К этому же периоду относится образование группы молодых писателей "Серапионовы братья" (Б. Пильняк, Вс. Иванов, М. Зощенко, В. Каверин, К. Федин и др.), в лит-ом воспитании к-рых З. принимал деятельное участие. В 1925 на тему лесковской повести написал "народное шуточное представление" "Блоха", впервые показанное МХТом вторым. В 1928 написал трагедию в стихах - "Аттила", в печати не появившуюся. В 1925-1929 за границей были напечатаны переводы романа З. "Мы", представлявшего собой памфлет на социалистическое общество (в Советской России не печатался). Эта контрреволюционная вылазка писателя становится осенью 1929 известной советской общественности и вызывает ее глубокое возмущение. В результате широко развернувшейся дискуссии о политических обязанностях советского писателя З. демонстративно выходит из Всероссийского союза писателей. З. - художник буржуазной интеллигенции, за последнее пятнадцатилетие проделавшей сложную идеологическую эволюцию. Если в условиях царизма эта буржуазная интеллигенция могла быть либеральной и даже умеренно революционной, то после победоносной пролетарской революции она подняла знамя реакции. Вместе с этой социальной группировкой Замятин проходит полный круг развития от язвительной сатиры на царизм до озлобленных памфлетов на советское государство. Вместе с этой социальной группой З. переживает недовольство историческим процессом, пошедшим не по желанному для буржуазии пути, и острое отвращение к текущей политической действительности. В творчестве З., как и в...

Входимость: 5. Размер: 31кб.

Часть текста: «Конструктивизмом», «Перевалом» и некоторыми другими, свидетельствовало о том идейном и эстетическом размежевании, которое активно шло в литературном процессе 1920-х годов. Группа возникла 1 февраля 1921 года в лоне литературной студии переводчиков при издательстве «Всемирная литература». Студия была создана в июне 1919-го, и в ней занималось человек сорок молодых литераторов. В статье для одного бельгийского журнала Максим Горький любовно упомянул эту студию и назвал в числе её руководителей «новеллиста» Замятина, хорошего знатока русского языка. Двадцатого июня 1926 года Замятин писал сибирскому поэту И. Ерошину: «<...> вспомнился 18-й год, Дом Искусств, Студия. Мне приятно, что Вы хорошо вспоминаете это время. Внешне - тогда жилось куда тяжелей, чем теперь, - и всё же насколько было лучше!». Вероятно, Ерошин посещал в 1919-м студию по изучению мастерства перевода при «Всемирной литературе» и бывал в Доме искусств, знаменитом ДИСКе, куда перешла затем упомянутая студия и где нашло приют «серапионово братство». Дом искусств населяли философы, писатели, искусствоведы и художники. В девятнадцатом году петроградский Дом искусств объявил конкурс на лучший рассказ. На конкурс было прислано 967 произведений. Первые 6 мест заняли Константин Федин за рассказ...

Входимость: 4. Размер: 27кб.

Часть текста: своего дома, решил сделать опыт последовательного коммунизма: превратил его в бесплатн<ый> дом отдыха для писателей, ученых и художников -- частн<ым> образом, вне государственных санкций. Результаты были блестящи: у меня за это лето жило 200 человек гостей (считая только тех, что провели под кровлей больше одной ночи). Жили все очень дружно, крепко, редко кто покидал Коктебель без слез..." В конце письма Волошин повторял: "Это лето было очень хорошо, радостно и содержательно: как лучшие лета довоенн<ого> времени. В извест<ном> смысле общий дух дома был даже лучше, т. к. совсем не было жильцов, а только гости. Из литераторов был Чуковский, Евгений Замятин, которого я совсем не знал лично до этого, но очень ценил по литературе. Из поэтов -- Мария Шкапская и много людей, имеющих отношение к литературе. Художников -- почти никого. Остальные были люди случайные, но все очень милые и редко хорошие". Замятин прибыл в Коктебель 20 августа -- и на другой день писал жене: "У Волошина -- 2 дачи, очень хороших. Живет человек 20 разного народу -- еще не всех видел и знаю. Он был очень рад мне, кажется,-- по случаю приезда устроил у себя чтение своих стихов -- до 12 ночи..." Свою комнату писатель сравнивал с кельей: "белая, толстостенная, маленькое окошечко, кровать, стол, стул. Примитивно весьма". 28 августа Замятин сообщал, что "уже забронзовел: полчаса -- минут 40 каждый день лежу на солнце, на пляже". Из волошинских гостей Евгений Иванович отметил "молодую врачебную чету москвичей -- ассистентов моск <овского> ун<иверсите>та", писательницу М. М. Шкапскую, студенток Института слова И. В. Карнаухову и С. А....

Входимость: 4. Размер: 69кб.

Часть текста: становились все более настойчивыми, нетерпеливыми, громкими. Замятин покорился и продолжал читать. После этого еще раза два пытался прервать чтение, но безуспешно. Слушали, затаив дыхание. Потом устроили ему овацию. Ни у одного из выступавших в тот вечер, даже у Блока, не было и доли того успеха, который выпал Замятину. Чуковский носился по залу и говорил всем и каждому: -- Что? Каково? Новый Гоголь. Не правда ли?" Так описывает поэт Николай Оцуп триумфальное появление Замятина в послереволюционном Петрограде. Он допускает здесь одну неточность: не Горький выписал Замятина из Англии; его "выписала" революция. При первом же известии о падении царизма Замятин стал рваться в Россию. Здесь была его любовь, боль, надежда. Когда свершилась революция, Замятину было тридцать три года - возраст, по нашим нынешним меркам, скажем так, совсем не великий. Но это ныне. А Замятин был уже признанным писателем, мастером и вскоре сделался наставником целой литературной группы действительно молодых и очень одаренных петроградских писателей - "Серапионовы братья". За его плечами был путь бунтаря, революционера, еретика ("еретик" было его любимейшим словом). 2...

Входимость: 4. Размер: 35кб.

Часть текста: кто, как, куда. Хоровод -- посолонь, слева направо. И левейшее: "пролетарские беллетристы". Их нет. Они есть, но нет пока ни одного, какому дано было бы пережить завтра и войти в историю литературы -- хотя бы даже не через парадную дверь. Несмотря на создание специальных инкубаторов, никакой пролетарской литературы высидеть не удалось, и теперь уже не редкость услышать честное признание: "мы напрасно создавали искусственно пролетарскую литературу, организуя пролеткульты, ибо пролеткульты никого и ничего не дали" {Из докладов в Петербургском Совете в 1922 г.}. Они и не могли дать: догма, статика, консонанс -- мешают заболеть искусством, во всяком случае наиболее сложными его формами. Правда, в московской "Кузнице" и "Горне" выковалось несколько несомненных поэтов (Казин, Обрадович, Александровский). Но ведь прав Андрей Белый, когда в одной из своих статей говорит: "Написать... прозой -- труднее, чем стихом. И оттого исторически она появляется несравненно позже поэзии". Это "несравненно позже" -- пока еще очень далеко даже для наиболее культурных групп -- "Кузницы", "Горна" в Москве. Чрезвычайно шумливая компания "космистов", паразитирующих на петербургских газетах, в статьях домашних своих критиков еженедельно угрожает ливнем новых талантов. Но любезные показания барометров помогают мало: в космосе -- засуха все такая же и все тот же неурожай на прозаиков. Кажется, больше всего дружеских векселей было выдано на имя автора книжечки "Голод", торжественно названной романом. Героиня "Голода" (конечно, не Марья и не Дарья, а в соответствии с вербицкой эстетикой -- "Фея")...

Входимость: 4. Размер: 23кб.

Часть текста: больше алые цветы ее тела, он в первый раз погружается в ее глаза, и на дне этих жутких колодцев, прорезанных в глиняном, трехмерном мире,-- туманно брезжит иной мир. И выцветает изумруд трав; забыты румяные, упругие губы; объятья расплелись; минус -- всему глиняному миру, "нет" -- всей плоти. Потому что там, на дне, в зыбких зеркалах -- новая Ева, в тысячу раз прекраснее этой, но она трагически-недостижима, она -- Смерть. И Шопенгауэр, Боттичелли, Росетти, Врубель, Чюрленис, Верлен, Блок, идеализм, символизм. Еще годы, минуты -- Адам вновь вздрогнул, коснувшись губ и коленей Евы, опять кровь прилила к щекам, ноздри, раздуваясь, пьют зеленое вино трав: долой минус! Но сегодняшний художник, поэт, сегодняшний Адам -- уже отравлен знанием той, однажды мелькнувшей, Евы, и на губах этой Евы -- от его поцелуев вместе с сладостью остается горький привкус иронии. Под румяным телом прошедший через отрицание умудренный Адам -- знает скелет. Но от этого -- только еще исступленней поцелуи, еще пьянее любовь, еще ярче краски, еще острее глаза, выхватывающие самую секундную суть линий и форм. Так -- синтез: Ницше, Уитмен, Гоген, Сера, Пикассо -- новый и еще мало кому известный Пикассо -- и все мы, большие и малые, работающие в сегодняшнем искусстве,-- все равно, как бы его ни называть: неореализм, синтетизм, экспрессионизм. Завтра нас не будет. Завтра пойдет новый круг, Адам снова начнет свой художественный опыт: это -- история искусства. Уравнение искусства -- уравнение бесконечной спирали. Я хочу найти координаты сегодняшнего круга этой спирали, и Юрий Анненков для меня -- математическая точка на круге: чтобы, опираясь на нее, исследовать уравнение. Тактическая аксиома: во всяком бою -- непременно нужна жертвенная группа разведчиков, обреченная перейти за некую страшную черту -- и там устлать собою землю под жестокий смех (пулеметов). В бою между антитезой и синтезом -- между символизмом и неореализмом -- такими самоотверженными разведчиками...

Входимость: 3. Размер: 13кб.

Часть текста: раз лихорадочней, это -- Америка. В минуту, по телефону, по телеграфу -- сделать какие-то миллионы, на ходу проглотить чего-нибудь в баре -- и в летящем вагоне десятиминутный отдых за книгой. Десять минут, не больше, и в десять минут надо иметь законченное, целое -- и так, чтобы это летело, не отставая от стоверстного поезда -- и так, чтобы это заставило забыть о поезде, о грохоте, о звонках -- обо всем. Это сумел сделать О'Генри (Уильям Сидней Портер, 1862--1911). В его коротких, острых, быстрых рассказах -- конденсированная Америка. Джек Лондон -- это американские степи, снежные равнины, океаны и тропические острова; О'Генри -- американский город. Пусть у Лондона есть "Мартин Иден" и городские рассказы; пусть у О'Генри есть степная книга "Сердце Запада" и роман "Короли и капуста", где жизнь какого-то южноамериканского захолустья. Но все-таки, прежде всего, Джек Лондон -- Клондайк, а О'Генри -- Нью-Йорк. Ошибка, что кинематограф изобретен Эдисоном: кинематограф изобрели вдвоем Эдисон и О'Генри. В кинематографе прежде всего -- движение, во что бы то ни стало -- движение. И движение, динамика -- прежде всего у О'Генри; отсюда его плюсы и его минусы. Читатель, попавший в кинематограф О'Генри, выйдет оттуда освеженный смехом: О'Генри неизменно остроумен, забавен, молодо-весел -- таким был когда-то А. Чехонте, еще не выросший в Антона Чехова. Но бывает, что комические эффекты у него шаржированы, натянуты, грубоваты. Публику в кино время от времени необходимо растрогать: О'Генри ставит для нее очаровательные четырехстраничные драмы. Но бывает, что эти драмы -- сентиментальны и кинематографически-поучительны. Впрочем, это у...

Входимость: 3. Размер: 98кб.

Часть текста: -- русский безработный. <3-я страница обложки> Роман "Сашки-милиционера". Воспоминания Фигнер. Книги: Фолкнер. "Вопль и ярость". Берлин. Воскресенье. На дворе -- нищий, поет: в белом воротничке, сверху видно -- прекрасный пробор, начищенные сапоги... На углу -- босой. Много молодых, хорошо одетых парней, просят милостыню. Приближение Рождества. "Серебряное" и "золотое" воскресенье. На дворе утром однажды выросла куча елок. На улицах -- тоже. Елки, освещенные на площадях. В "серебряное" воскресенье -- ларьки с товарами на улицах. На Alexanderplatz. В этот день торгуют магазины, но фабрики и учреждения не работают: толпы народа на тротуарах, у Тица, у Вертгейма, иллюминованные снаружи здания универмагов. Wedding -- кварталы по пути. Новые дома, выстроенные на займы. Чистота -- такая же, как и на главных улицах, только меньше света. Те же Тицы, Вертгеймы, Саламандры. Но -- здесь все магазины (за исключением Тица, напр.) -- все маленькие магазины пусты: буквально нигде ни одного человека, все -- в центр, в Weston. ... Пивная. У стойки -- час уже стоит багровый немец, с неподвижным лицом, за третьим бокалом. Какой-то в русском картузе только смотрит, не пьет. Невеселы. Играет русский оркестр, в русских рубашках... Neue Welt (Neue Köln). Две огромные (Народный Дом) залы. Дым, крик -- ровный, общий. Какие-то "баварские" дешевые декорации. Деревянные непокрытые столики -- нет места. В зале -- тысячи три. На сцене -- оркестр, баварский танец, кончающийся тем, что кавалер садится верхом на даму... Разносят январское пиво (Bockbier), Kranzwürstchen ...

Входимость: 3. Размер: 6кб.

Часть текста: ограничиться только наружным осмотром и разве слегка взглянуть в полутемные окна: внутрь я редко кого зову. А снаружи вы увидите немного. Вы увидите очень одинокого, без сверстников, ребенка на диване, животом вниз, над книгой - или под рояью, а на рояли играет мать Шопена. Два шага от Шопена - и уездное - окна с геранью, посреди улицы - поросенок привязан к колышку и трепыхаются куры в пыли. Если хотите. географии - вот она: Лебедянь», самая разрусская - тамбовская, о какой писали Толстой и Тургенев; хронология: конец 80-х, 90-е годы. А потом - Воронеж, гимназия, пансион, скука, на большой Дворянской бешеные собаки. И одна такая - тяпнула меня за ногу. Я тогда очень любил производить над собой опыты и решил посмотреть: взбешусь или нет. А главное, было очень любопытно: что я буду чувствовать, когда подойдет срок беситься (две недели после укуса}. Чувствовал много, но через две недели не взбесился, а потому заявил инспектору, что я - бешеный, и меня - тотчас же Москву, делать прививки. В гимназии я получал пятерки с плюсом за сочинения и не всегда легко ладил с математикой. Должно бытъ, именно потому (из упрямства) я выбрал самое что ни на есть математическое: кораблестроительный факультет Петербургского политехникума. В мае 13 лет назад (в этом мае на цветы выпал снег) я одновременно кончал свои дипломные проекты и кончил свой первый рассказ. Рассказ тогда же был напечатан в старом «Образовании». Ну - что ж: значит, я могу сочинять рассказы и их будут печатать, а поэтому три следующих года я писал только... о ледоколах, теплоходах, рефулерах, о «Теоретическом исследовании работы землечерпательниц». Никак иначе было нельзя: я был оставлен при кафедре корабельной архитектуры и занимался преподаванием на кораблестроительном факультете (занимаюсь и теперь). Если я что-нибудь значу в русской литературе, то этим я...

Поиск по творчеству и критикеCлово "1923"

Поиск по творчеству и критике
Cлово "1923"